...Наслаждение катастрофой - составная интеллекта...
Название: Whoever I sang for /Кому бы я ни пел…
Автор: LittLe_firefLy aka Dean*L*firefly aka Dina_Dali aka TahiraDean
Пейринг: Klaine, односторонний SeKurt, плюс несколько побочных (Sugar/Rory, Finchel, Samcedes, Karley, Brittana, etc)
Рейтинг: R (за лексикику иногда и мрачные события).
Жанр: Romance, hurt/comfort, drama, недо-Darkfic, POV Курта, отчасти mystery
Статус: в процессе
Размер: планируется maxi
Предупреждения: смерть персонажей. И огромное, огромное AU, в связи с чем возможен если не ООС персонажей, то уж наверняка – места, где разворачиваются события.
От автора: 1) товарищи СеКуртеры-Куртбастиановцы, если вы тотально в этом пейринге, то данный фик к прочтению не рекомендую, ибо у меня здесь у них не самые, гм, удачные отношения. 2) товарищи Клейнеры, коллеги по шипперству! Этот пейринг здесь центральный, вам просто нужно подождать пару глав сюжетного развития, чтобы пришло к этому. Но не сомневайтесь: Клейн навсегда ^_^
Обложка: безграничное спасибо Ирине Алфеевой
Пролог. Sweet dreams
(Мне не по себе)http://d-l-f.diary.ru/p183466625.htm
1 глава. A night like this
(Всё началось)
(Мне не по себе)http://d-l-f.diary.ru/p183466625.htm
1 глава. A night like this
(Всё началось)
Читать 1 главуОглядываясь в прошлое, я даже могу выделить точную дату, когда всё началось. Три года назад, в последнюю февральскую субботу, 24-го числа; разумеется, поздним вечером. В то самое время, когда с хорошими людьми случаются хорошие вещи, типа похода с друзьями на кино-марафон, или уютного сидения у камина с книгой, или крышесносного секса. А со мной…ну, со мной случается вот такое дерьмо. Хотя тогда я, разумеется, даже не понял, чем это было. Я воспринял всё, почти как подарок. Развлечение, возможно.
В ту субботу я, как обычно, пел.
И звучит это куда поэтичнее, чем есть на самом деле. Нет, мне, конечно, до безумия нравится петь, это одна из причин, которые всю мою жизнь побуждали меня бороться, наслаждаться, выживать. Но на тот конкретный момент, пение было моим единственным заработком, а нужда делать за деньги даже самое любимое дело превращает в рутину.
Мне было девятнадцать, я уже десять месяцев прожил в Сан-Франциско, и этот город доказал мне на практике, что мне придётся приложить все старания, если я хочу выбиться в люди и привлечь внимание к своему имени. Одного безграничного таланта оказалось недостаточно. Как щелчок по носу.
Поэтому, я кое-как жил в небольшой однокомнатной квартирке, расположенной в приспособленном под проживание подвальном помещении. Вход туда был спрятан за изящно винтажной металлической оградкой, прямо под лестницей парадного крыльца основного здания. Я не имел много средств на обстановку, довольствуясь тем основным набором необходимой мебели, что достался мне, непосредственно, от владельца дома, прагматичной, но добродушной Шелби Коркоран. Но всё равно, по мере своих сил, я всегда пытался оживить своё место, придать ему некую индивидуальность. Квартирка постепенно наполнилась очаровательными мелочами, вроде керамических эльфов, сцепляющих оконные занавеси, или фотографического коллажа в обрамлении разноцветных, сплетённых между собой шерстяных нитей. Я хотел привнести цветовую насыщенность и оптимизм в это унылое место, чтобы убедить себя в том, что это теперь – мой дом. Хотя бы на какое-то время.
Мне всегда было относительно легко справляться с подобным, потому что мне приходилось. И, вследствие практики, я стал мастером самоубеждения.
Когда папа надумал повторно жениться – я тогда был подростком, - и они с Кэрол, моей замечательной мачехой, решили отныне жить одной большой семьёй (потому что вместе с новой женой, папа обзавёлся ещё и новым сыном в довесок), я воспринял переезд из дома, где прошли мои самые счастливые и самые несчастные годы детства, без особых затруднений. Финну, моему сводному брату-ровеснику, пришлось куда сложнее, чем мне, хотя я так и не понял точных причин, препятствующих ему спокойно вжиться в обновлённые условия, сколько бы он ни пытался своим корявым языком донести до меня суть, лепеча что-то о надеждах его отца и собственных обманутых ожиданиях. В итоге я просто сделал вид, что разделяю его переживания, и посочувствовал ему. Со временем Финн привык и, кажется, действительно стал воспринимать нас с папой, как часть семьи.
В следующий раз мне пришлось сменить место жительства, когда я выпустился из школы и был поставлен перед необходимостью учиться дальше. Папа, при всей его доброте и терпимости, никак не мог поверить, что мой голос, пусть хоть трижды волшебный, может принести мне доход и устроенность в будущем. А высшее образование, по его мнению, могло.
Папа настаивал на колледже, и я, растерявшись, не придумал ничего лучше, чем поступить в огайский университет, вслед за Финном, который тоже был не в особенном восторге. Вместо инженерного факультета, он мечтал об актёрской школе, но был слишком напуган возможностью отказа, чтобы даже попытаться поступить туда. Я же избрал литературоведческую специальность, за неимением чего-то более приближенного к тематике искусства в избранном учебном заведении.
Таким образом, я поневоле оказался студентом, полностью дезориентированным в том, где нахожусь и что должен делать со всем этим, и вынужден был въехать в общежитскую комнату, которую пришлось делить со странным парнем по имени Джо Харт, повернутом на религии. Он, однако, не пытался обратить меня в христианство (да у него и не вышло бы), нормально отнёсся к известию о моей нетрадиционной ориентации и, в целом, оказался довольно славным малым.
Кстати, моя половина комнаты в общежитии тоже напоминала своего рода храм: только если Джо поклонялся Христу и Приснодеве, то я отдавал предпочтение Полу Маккартни и Леди Гаге.
Впрочем, долго в том месте я не задержался, практически сбежав оттуда, без гроша. Папа негодовал, даже дулся (хотя и отказывался признавать сам факт того, что может заниматься сим недостойным взрослого человека занятием). Первое время, что я провёл в Сан-Франциско, куда без предупреждения улетел, вложив практически все свои мизерные сбережения в билет, папа решил, что следует бойкотировать моё «ребяческое» поведение; сколько бы я ни пытался объясниться или извиниться, он держался. Если бы ни мягкая «обработка» Кэрол, которая заняла мою сторону в этой авантюре, папа, возможно, продолжал бы упрямиться и по сей день, так же страдая от тоски по мне, как и я – по нему.
Но Кэрол – золото, и она сумела убедить его в том, что во мне говорит молодость, и, вполне возможно, моё спонтанное решение однажды окупит себя сторицей. Немного побурчав для проформы, папа всё же принял эту точку зрения и смирился с тем, что я теперь – на вольных хлебах.
И я зажил в самом удивительном городе Калифорнии, боясь, ликуя, борясь за жизнь, в этой маленькой квартирке, без стабильного заработка, усталый и почти счастливый.
Разумеется, я не справился бы без Шугар. Именно она была тем непробиваемо оптимистично настроенным, твёрдо уверенным в успехе нашего прожекта побудителем к действию, без поддержки которого я бы даже не решился сорваться из Колумбуса, вот так запросто, не подготовив предварительно почвы, не просчитав шансы. Но Шугар не была бы собой, если бы раздумывала дольше двух секунд.
Нет, она просто поняла, что будет лучше для нас, исходя из моих всегдашних рассуждений на эту тему, и предсказуемо зажглась идеей так, что скорее умерла бы, чем не воплотила её в реальность.
Я знал Шугар Мотта ещё со времён младшей школы, и относительно привык к её порывистости. Ну, настолько, насколько, проживая в жерле вулкана, вы можете привыкнуть к постоянным извержениям не по графику.
Но мне повезло, что она была со мной. Эта девочка придавала мне смелости.
Уже в городе, я предлагал ей жить у меня, снимая квартиру совместно, но, в силу характера, эмоциональная и переменчивая, Шугар никак не могла устояться: она постоянно меняла кавалеров, переезжая от одного к другому и никак не удовлетворяясь очередным кандидатом. Изредка, разочарованная в мужчинах, она подселялась ко мне, и мы устраивали что-то вроде небольшого отпуска от каких бы то ни было отношений.
Потому что, надо признать, мне с мужчинами тоже особенно-то не фартило.
Апогеем глупости моего выбора – на тот момент, - наверное, стоит объявить трёхнедельные отношения с тем неандертальцем, Ноа Пакерманом. Он выглядел весьма сексуально, да, но с учётом его поверхностно-устойчивого еврейства и рецидивистских наклонностей, это просто не могло привести к хорошему концу со свадьбой и «жили они долго и счастливо». Поэтому я расстался с Паком, сменил замки и попытался вычеркнуть эти отношения из своей памяти, чтобы, случись мне под старость лет писать мемуары о том, как сиятельный Курт Элизабет Хаммел провёл свои молодые годы, не пришлось со стыдом упоминать даже имени данного субъекта.
И остальные, знаете, были в этом духе. В меня постоянно влюблялись не те парни. Не те, кого хочется привести на обед к родителям. Или кто будет идеально смотреться на фото, вставленном в мой бумажник. Или с кем хочется усыновить малыша. Нет, мне попадались совсем неправильные личности. Я буквально примагничивал таких.
Это очевидно сейчас.
Тогда, в девятнадцать, я ещё не думал, будто это система. Мне просто было жаль, что плохой сюжет повторяется раз за разом, но я утешал себя тем, что, возможно, всё изменится со временем. И я обязательно когда-нибудь встречу Того Самого Парня, мою вторую половинку. А пока мне нужно было просто пережить этот затянувшийся период неудач и, по возможности, получить от него максимум удовольствия.
Шугар рассуждала так же, въезжая к очередному своему бой-френду, кажется, уже к четырнадцатому по счёту. Не замечая тоскливые взгляды Рори Фланагана, который вздыхал по ней с той самой минуты, как мы с ней впервые пересекли порог его увеселительного заведения полгода назад в поисках работы по совету хорошего друга.
Рори держал клуб с банальным названием “Irish cream”, простенькое и уютное, наполненное светом и ирландской тематикой помещение. Там имелись подбитые зелёным сукном с узорами из клевера столики на четыре персоны в левой части, откуда открывался хороший вид на эстраду, установленную напротив входа и отлично оснащённую всем арсеналом для даже самых неожиданных выступлений. А в правой части было свободное место – для танцев, – с подпирающей стену барной стойкой, где, сменяя друг друга, работали кудесница по части изготовления коктейлей Китти Уайльд и мастерица ведения задушевных бесед Саншайн Коразон, которую, казалось, было едва видно из-за стойки – такая она была маленькая.
В целом, это было очень приличное ночное заведение, и сам Рори был невероятно порядочным молодым мужчиной. Слегка за тридцать, с по-детски пухлыми щёчками и забавным акцентом, который только усугублялся, когда Рори сильно нервничал.
Неудивительно, что, общаясь с Шугар, которую он по какой-то причине (не иначе, то был невидимый удар молнии, повредивший ту часть его мозга, что отвечала за принятие рациональных решений) боготворил с самого первого брошенного в её сторону взгляда, Рори полностью терял способность разборчиво изъясняться. Каждый его робкий диалог с моей подругой напоминал для стороннего наблюдателя небольшую, но эффектную катастрофу.
Я искренне сочувствовал парню, но, понимая незаинтересованность Шугар в его чувствах прямо здесь и сейчас, не вмешивался. Даже не пытался как-то намекнуть девушке на то, что наш работодатель положил на неё глаз. Возможно, скажи я ей это, она бы лишь рассмеялась, обозвала меня фантазёром или дурашкой, а затем высмеивала бы это «недоразумение» в присутствии Рори каждый раз, как только подворачивался бы случай, и в итоге бедолага Фланаган просто умер бы от стыда.
Возвращаясь к событиям той знаменательной субботы, укажу: мы снова выступали в “Irish cream”. Я собирался петь весь вечер, что-нибудь простенькое и сентиментальное, а Шугар, как всегда, за неимением других талантов, должна была по мере своих сил вложиться в подтанцовку. На самом деле, её движения обычно больше напоминали конвульсивные пляски душевнобольных во время проведения танцевальной терапии. Но она старалась, и это нельзя было списывать со счетов. К тому же, завсегдатаи заведения уже успели полюбить мою аляповатую в одежде и всегда открытую нараспашку душой подругу, поэтому не освистали бы её, даже будь её способности ещё хуже. А Рори…ну, Рори ни за что бы не отказал ей в месте для выступлений. Честно, ни за что.
Время шло к полуночи, мы отыграли большую часть задуманной программы, когда я, заскучав, решил разнообразить свои планы под конец. Я отдал музыкантам распоряжения подготовиться к другой песне взамен ожидаемой, а сам ушёл в подсобное помещение, используемое артистами здесь под гримёрку, чтобы освежить свой внешний вид.
Шугар же, в её объёмной жилетке из искусственных мехов поверх полудетского фиолетового платьица, выглядела неутомимой и довольной жизнью, не нуждаясь в каком бы то ни было перерыве. Потому, под однообразную музыку, звучавшую не в живую, а из колонок, чтобы заполнить паузу между моими выступлениями и дать музыкантам передохнуть тоже, она продолжила весело танцевать, спустившись с эстрады и свободно разгуливая между столиков, радостно втягивая сидящих в зале людей в свои игры.
Пользуясь полной свободой здесь, в «гримёрной», я некоторое время просто смотрел на себя в зеркало, пытаясь понять, что меня волнует прямо в данный момент.
Потому что здесь точно было ЧТО-ТО. Я чувствовал. Просто чувствовал…
Со мной случалось такое время от времени. Обычно я, регистрируя в себе такие всплески гиперактивной интуиции, тщательно глушил их, упорно закрывая глаза. Поймите, этого было слишком много на меня одного. Я не мог справиться в одиночку, и, более того, я не хотел.
Взяв себя в руки, я скинул классический пиджак, который подходил для исполнения песен, звучащих ранее, но казавшийся неуместным теперь, когда я решил изменить музыкальное настроение. Впрочем, песня, которая внезапно всплыла в моей памяти, не была слишком уж отличной от предыдущих. Она тоже была тягуче сладкой, только более подвижной и, даже сказать, дерзкой. В какой-то степени.
Поэтому я, поправив причёску, практически не сбившуюся за время выступлений, пока я был пассивным исполнителем, не отходящим от устойчиво установленной микрофонной стойки, вдохнул немного больше воздуха в лёгкие, чем того требовалось для обычного дыхания, прежде чем решительно расстегнул три верхние пуговицы идеально-белой рубашки. Это не будет выглядеть нахально, убедил я себя: господи, я же не какая-нибудь грудастая дамочка с низким декольте. К тому же, на мне надета нижняя майка, так что – никакого криминала. Эта небольшая вольность была задумана, чтобы придать моему образу необходимую расслабленность и игривость.
Публика будет довольна. По крайней мере, та подавляющая часть публики, которая приходит специально, чтобы поглазеть на меня.
- Эй, Яблочный пирожок? – окликнула Шугар, заглядывая в подсобку. Я повернулся к ней, недовольно хмуря брови. Снова, она сделала это снова. Кровопролитная война с Шугар за отмену этого нелепого прозвища, которым она наградила меня, велась не первый год.
- Чего? – буркнул я.
- Зал начинает скучать. Они просят, чтобы ты вернулся, и спел что-нибудь напоследок. Ты готов?
- Всегда, – тут уж я улыбнулся подруге, ибо не слукавил.
Она радостно кивнула и, предложив локоть, повела меня почти торжественно – обратно, к сцене, которая была затемнена нарочно, для моего эффектного появления.
Стараясь подобраться незамеченным к нужному месту, я мельком заметил, что в толпе наших гостей произошла небольшая перестановка: несколько столиков опустело, потому что люди перетекли с сидений на танцпол, видимо, вдохновлённые детской живостью Шугар, несколько столиков были заняты новыми, лишь недавно пришедшими людьми.
Проходя мимо нашего барабанщика, я легонько коснулся его плеча, подавая знак. Он уловил его моментально и несколько раз ударил палочками, давая понять остальным музыкантам, что вот-вот настанет их черёд вступать. Я тоже занял своё место.
Затем свободно, играючи, полилась ленивая, будто бы фривольно подмигивающая окружающим мелодия выбранной мной песни. Я дал себе пару секунд насладиться музыкой, ещё не окрашенной моим настроением, прежде чем запел, мгновенно утопая в свете направленного на меня освещения.
From where you are
You see the smoke start to arise
Where they play cards
And you walk over
Softly moving passed the guards
Я был действительно хорош в этом. Моё обычное певческое выступление превратилось в некое подобие игры; трепещущей, впрыснутой прямиком в кровь игры непосредственно со всем залом, и ни с кем конкретно. Потому что я рассказывал им историю, я поддразнивал их своим вниманием, не отдавая предпочтения никому. Каждый из этой толпы был моим собеседником, захваченным нашим общением, считающим себя адресатом моего послания.
The stakes are getting higher
You can feel it in your heart
He calls you bluff
He is the ace you never thought
He played that much
And now it’s more than
All this cards you want to touch
На какую-то долю секунды я заметил своим блуждающим взглядом силуэт человека где-то вдалеке, у самого выхода, будто прячущегося в полутьме. Он был невысокого роста, и сокрушённо заламывал свои руки в печальном жесте, и, мне кажется, чуть заметно качал головой, словно упрашивая, отговаривая меня от чего-то. Почти отторгнутое прежде, беспокойство снова накатило на меня на это странное мгновение, замораживая мои внутренности. Но когда я вернулся глазами к тому месту, впиваясь взглядом в закрытую дверь, там никого уже не было, как ни банально. И это непонятное предупреждение показалось мне нервической галлюцинацией, каким-то малоосмысленным обманом сознания, поэтому я старательно выбросил его из головы и продолжил петь с напускным легкомыслием:
You never know if winning this
Could really be enough
Я небрежно повёл рукой куда-то вверх, на абстрактное небо, которого никто и не подразумевал (потому что – я знал – все в этот момент заворожено следили за плавным движением моей изящной кисти), и немного запрокинул голову, мечтательно прикрывая глаза и концентрируя внимание людей на новом недоступном для них объекте.
Take a look, behind the moon you see the stars
Выдержав необходимую паузу, я снова «вернулся» к посетителям, которые остаточно – и предсказуемо – таращились на мою шею, прежде чем перевести взгляды обратно на лицо. Людьми бывает так легко манипулировать иногда, если захватить их с головой.
And when you look around, you know the room by heart
Я, немного пританцовывая на месте, плавно покачивая бёдрами, показательно снова обвёл весь зал взором, ни на ком особенно не задерживаясь, пока ни наткнулся на…
«О. Мой. Бог».
Это было что-то новенькое.
И красивое. И чертовски горячее, к тому же.
Не то, чтобы я был тем типом мужчин, которые легко западают на симпатичные лица, хотя, конечно, нельзя сказать, что меня, как искусного ценителя всего прекрасного, это не привлекало совсем.
Просто…я впервые увидел его здесь, в зале, где выступал. Он казался таким привлекательным, и увлечённым, но не загипнотизированным, как все остальные присутствующие. Нет, он будто бы реально слышал, что я пою, а не отдавался целиком тому, как я это делаю. А ещё – эта его королевская манера держаться, ленивые движения его запястья, когда он помешивал соломинкой остатки напитка в высоком бокале… Он выглядел уверенным в себе и заинтересованным в моём выступлении, оценивающим, как критик, и поощряющим, как любитель.
Словно бы я являлся непревзойдённым шедевром в шикарной картинной галерее, а он был влюблён в художника и – заочно – во все его творения, ещё до того, как те окажутся написанными.
И меня это устраивало. Потому что я подумал мельком, как же я хочу его, хочу, чтобы он взял меня, хочу-хочу-хочу, боже, скорее, это было бы так мило, да, спасибо, - и он, поймав мой взгляд из-под ресниц раз, со всей властностью верховного божества удерживал его неизменно.
Потому что перестать смотреть на него теперь было выше моих сил. Это так затягивало.
Помните, что я там говорил о том, как легко можно манипулировать людьми? Кхм, так вот. Этот принцип срабатывает в обе стороны.
I have never dreamed it
Have you ever dream a night like this?
I cannot believe it
I may never see a night like this
Я не мог выйти из роли, принятой в начале исполнения этой песни (почему только я сегодня решился именно на неё, начавшую вдруг казаться такой компрометирующей??), и, чёрт возьми, никогда прежде флирт, настоящий флирт с незнакомцем, не давался мне так легко, как сейчас.
When everything you think is incomplete
Starts happening, when you are cheek to cheek
Could you ever dream it?
I have never dreamed, dreamed a night like this
И, несмотря на весь изначальной контекст песни, то, что я вкладывал в звучащие из моих уст слова, было обещанием, неприкрытым и жарким. И если мой неожиданный слушатель когда-либо имел какие-то виды на то, чтобы затребовать исполнение этого обещания, я был готов с радостью пойти ему на встречу, о да.
А он имел, уж поверьте.
Ха.
Если вы когда-нибудь видели, как у мужчины глаза горят особой жаждой, вы никогда не спутаете этот взгляд с иным.
И он уверенно удерживал меня в ловушке нашего зрительного контакта, напряжённого и почти ранящего, весь остаток песни, которую я пел, увязая глубже и глубже.
Только закончив и получив свою заслуженную порцию восхищённых аплодисментов, отвлекающих меня и почти отрезвляющих, я сумел выпутаться и, проморгавшись, вернуться в «реальный мир». Закончив свою работу на сегодня, я благодарно кивнул музыкантам, которые заиграли незамысловатый плясовой мотив, давая публике повод подвигаться.
Сам же я, с неподдающимися трактовке эмоциями, медленно спустился с эстрады через боковые ступеньки, где меня моментально перехватила Шугар. При всей своей обычной наивности, временами она буквально шокировала наблюдательностью, когда в итоге демонстрировала её без обиняков.
- Что это сейчас было? – требовательно спросила она, почти припирая меня к стенке – в буквальном и переносном смыслах.
- А что сейчас было? – удивился я, всё ещё надеясь, что она не заметила. Что никто не заметил. То, что, пока я пел, казалось заманчивой идеей, теперь, когда я пришёл в себя, заставляло меня испытывать стыд, будто я учинил какое-то непотребство при всём честном народе, и, словно читая мои мысли, Шугар вскинулась:
- Я тебе скажу, Яблочный пирожок. Ты только что, даже не приближаясь и не снимая одежды, натурально трахался с каким-то незнакомым мужиком прямо в зале, переполненном посетителями!
Честно, я даже не смог определить, чего в её голосе прозвучало больше: возмущения или зависти.
- Я, гхм, эээ, - отозвался я. Очень глубокомысленно. Шугар продолжала сверлить меня пытливым взглядом, словно я утаивал от неё что-то важное. – Да брось! – в конце концов, я сдался. – Это ничего не значило. Наверное. Я его даже не знаю! И он, скорее всего, вовсе и не заинтересовался мной.
- Ага. Он выглядел ну крайне не заинтересованным, – хмыкнула девушка на моё заявление. Я почувствовал, что краснею. Потому что одно дело – подозревать что-то самому, находясь за защитным невидимым экраном сцены, а совсем другое, когда кто-то со стороны подтверждает твои догадки так прямолинейно.
- Раньше он не бывал здесь, значит, вполне может статься, он забрёл сюда случайно. Ты вообще видела его костюм? По всему очевидно, что он слишком шикарен для “Irish cream”. И сейчас, в этот самый момент, может, он осознал, что произошла ошибка, и поднимается с тем, чтобы уйти, не планируя больше возвращаться, – предположил я, и мы с Шугар синхронно выглянули из-за горы аппаратуры возле эстрады, чтобы проверить правоту моих слов.
Словно почуяв внимание, молодой человек (который, к слову, совсем не казался тем, кто собирается сорваться и уйти, не оглядываясь) медленно повернул голову в нашу сторону и встретил наше моментальное смущение с тем чистейшим самодовольством, которое можно было бы консервировать и продавать втридорога. Розницей. И с огромным неутихающим спросом.
- Чёрт, – прошипел я, и утянул Шугар обратно за спасительное прикрытие. Мы вели себя, как малые дети, если не хуже, и вот сейчас этот полубог уж точно должен был непременно разочароваться во мне.
- А ты заметил, что он тут с компанией? – меж тем, поинтересовалась Шугар, переходя на так несвойственный ей деловой тон. Я понял, что она к чему-то клонит, но:
- Нет, – признал я. – Я вообще никого, кроме него, не заметил. – О том необъяснимом видении, предостерегающем меня, я сознательно умолчал.
- Ещё бы, – кивнула моя подруга. – А вот я заметила. И к гадалке не ходи, они сейчас там наверняка обсуждают тебя – ты определённо произвёл эффект. – Заявила она и тут же, развернувшись, решительно зашагала прочь, огибая скопление аппаратуры. Я едва успел поймать её за руку, чтобы, приостановив на секунду, спросить:
- И куда ты направилась?
- Подслушивать, конечно! – с подкупающей честностью ответила Шугар, и я, от изумления, даже отпустил её, чем девушка и воспользовалась, беспрепятственно продолжив свой путь. Чтобы… подслушивать? Их разговоры? Обо мне? Бред.
Как ни в чём не бывало, эта невероятная мисс Мотта одёрнула и без того хорошо сидящее платье, и продефилировала мимо танцующей толпы в сторону столиков. Я наблюдал за её неизбежным приближением к месту назначения с чувством обречённости перед подступающим Армагеддоном.
Она действительно принялась старательно делать вид, что совершенно случайно оказалась возле конкретного столика, но впечатление портило то, что ей, в действительности, нечего было там делать, кроме как стоять, покачиваясь в такт музыки, и откровенно пялиться на сидящую там группу людей.
Объект моего внимания – ладный и вальяжный в движениях адонис лет двадцати семи с волосами, уложенными с продуманной небрежностью, и в дорогом тёмно-синем костюме, – проследил глазами якобы секретный подход моей подруги, но на его губах играла такая характерная ухмылка, что сомневаться не приходилось: он в курсе причин, по которым она здесь. Его спутники – двое молодых мужчин его возраста и один чуть постарше – тоже косились в сторону горе-шпионки, но их-то мнение было мне глубоко безразлично.
Правда, приглядевшись внимательнее, в одном из этих троих я признал парня, который в последние месяцы появлялся в “Irish cream” с подозрительной частотой. И не вызывал у меня положительных эмоций своим маниакальным раздевающим взглядом. Не так давно он набрался наглости отловить меня после выступления, когда практически все посетители уже разошлись, и я преспокойно отдыхал в зале. Представившись, тот напрямую предложил мне оказать ему определённого толка услуги за хорошую плату. Ведя свой лишённый всяких приличий монолог, он повторил свою фамилию, «Кларингтон», несколько раз, делая на ней явный акцент. Словно бы я должен был узнать её и моментально почувствовать себя осчастливленным, что носитель данной фамилии снизошёл до меня.
- Мистер Кларингтон, вы, возможно, перепутали мою профессиональную деятельность: вы можете заказать у меня песню, а не секс. «Песня» и «секс» - для вас, может, звучит похоже, но у этих слов принципиально разное значение. – Фыркнул я тогда в ответ, в который раз отмечая про себя свою потрясающую способность притягивать к себе всяких засранцев. – Не верите мне на слово – проверьте по словарю.
Мой нежданный поклонник не был убеждён и продолжал настаивать:
- Ну же, красавчик, ты не пожалеешь, поверь. Никто не жалеет. – Понизив голос, добавил он. А это его поигрывание бровями вызывало у меня разом несколько реакций: хотелось как и просто уйти, так и рассмеяться прямо ему в лицо, чтобы он понял, что больше смешён, нежели великолепен, как бы высоко он сам о себе ни мнил. – И ты можешь звать меня Хантером, сладенький. Я хочу быть ближе к тебе.
- О, мистер Кларингтон, уж это вряд ли. – Пробормотал я, отодвигаясь, а затем проверещал поверх его плеча: – ДЖЕССИ! Джесси, ленивая задница, тут к звезде грязно пристают, где ты ходишь?
Джесси Сент-Джеймс, наш штатный вышибала с внешностью типичного мальчика с обложки и самсоновыми кулаками, как обычно, флиртовал с какой-то престарелой кокеткой неподалёку от входа, стараясь вызвать ревность невозмутимой Саншайн. Услышав мой пронзительный голос, он нехотя оторвался от своего приятного времяпрепровождения, и приблизился к нам.
- Этот, что ли? – поинтересовался он у меня, кивая на Хантера, который явно поумерил свой любовный пыл. Я подтвердил.
- Сэр, – обратился Джесси к парню, с напряжённой вежливостью в голосе. – Вам больше грязно поприставать, что ли, не к кому?
Не самый достойный представитель явно славного рода Кларингтонов ответил охраннику недобрым взглядом, но ничего не сказал, приподняв руки в жесте капитуляции.
- Ладно, куколка, я понимаю слово «нет». – Процедил Хантер, адресуясь напрямую мне. – Но стопроцентно найдётся кто-то и на тебя, недотрогу, кто пойдёт до конца. До самого конца, понимаешь?
Я широко улыбнулся, демонстрируя собеседнику средний палец, стараясь не показывать, что меня, на самом деле, до странности сильно задела его угроза, ибо в ней содержалась крупица искреннего чувства, тёмного и неясного.
- Окей. Мы закончили здесь, правда, сэр? Вы ведь уйдёте, пока я прошу по-хорошему? – С самым милым видом очень-очень тонко намекнул Джесси, указывая рукой в направлении выхода из заведения.
Рори, не зная подоплеки ситуации, проводил уходящего Хантера тревожным взглядом и, обогнув стойку, где помогал барменше с наведением порядка, подошёл ко мне с не озвученным вопросом в глазах. Явно было, что он боялся потерять богатого клиента – птицы такого высокого полёта оказывались в “Irish cream” нечасто. Но я объяснил положение вещей, и Рори, разумеется, встал на мою сторону. Потом, как я выяснил от других работников, этот Кларингтон не перестал приходить, просто избирал те вечера, когда сольно выступала моя сменщица, весьма талантливая певица чуть постарше меня, Марли Роуз.
В общем, до нынешней субботы с того самого досадного разговора я с этим парнем не сталкивался. Было несколько неприятно видеть такого типа, сидящего близко к человеку, на которого я непредумышленно положил глаз, но я постарался не судить о незнакомце только потому, что он оказался в компании Хантера Кларингтона. Может, они не такие уж и друзья. Мало ли, что могло связывать их?
Стараясь отвлечься от пространных мыслей, я встряхнул головой и, почти не раздумывая, направился к бару.
Китти, миловидная барменша со светлыми волосами, ради удобства стянутыми в тугой хвостик, встретила меня внимательным взглядом прищуренных полупрозрачно-зелёных глаз, словно видела меня насквозь.
- Ничего не говори, – остановил я её быстро, пока она не успела даже открыть рта. – Я здесь не чтобы поболтать с барменом. А если бы было так, я предпочёл бы потрепаться с Саншайн. Она, по крайней мере, не имеет намерения хамить через каждые два предложения. Так что, желательно молча, налей мне что-нибудь. Прямо сейчас. Мне нужно прикрытие, чтобы быть здесь.
- Точно, – протянула Китти хитро. И – нет, замолкать она не собиралась. – Будешь продолжать прожигать дыру взглядом в том симпатичном цыплёночке, Куртси?
Она указала подбородком в направлении, куда мне не нужно было смотреть, чтобы понять, о ком идёт речь. Я кивнул почти удручённо.
- И это хорошо, ведь ему будет так грустно делать это в одностороннем порядке. – «Посетовала» блондинка. На мой немой вопрос она рассмеялась: – Он тоже пялится на тебя, в режиме реального времени. Ты можешь обернуться и удостовериться.
- Ой, нет. Я верю тебе на слово. – Тогда мои планы менялись – я не должен был позволять себе оборачиваться: я не смог бы остановить уже начатый ранее процесс, вызывающий настоящий пожар у меня под кожей, если мы с этим красавцем снова стали бы играть в наши до умопомрачения эротичные гляделки.
- Ты так очаровательно краснеешь. Не удивительно, что он на тебя запал.
- Да кто это сказал? – промямлил я – чисто из принципа. Потому что, на самом деле, мне хотелось бы, чтобы её слова, как и предположения Шугар, оказались правдой: тогда у меня появлялся неплохой шанс.
- Почему бы тебе не пойти и самому у него не спросить, м? Дать свой номер, позвать на свидание, что-нибудь? – предложила мне Китти, вздёргивая бровь. – Возьми ситуацию в свои руки, не будь такой пассивной кисейной барышней, ну же, Курт!
Я коротко оглянулся через плечо на столик, который казался мне теперь разве что неоновыми огнями не выделенным среди всех остальных, после чего снова развернулся к барменше, как раз выставившей передо мной мой обычный заказ, “Pink Margarita”(1).
Я сделал вялый глоток, ощутив, как почти враждующие вкусы сумасшедшей текилы и тягучего малинового ликёра соединяются на языке. Это ничего не прояснило, но дало мне отсрочку в необходимости отвечать. Впрочем, я не хотел оставлять это висящим в воздухе, а потому отозвался, наконец:
- Я просто не могу, Китти. Я до сих пор…не уверен.
- Да-да, я прекрасно вижу, что у него нет сияющих доспехов, и вряд ли он приехал сюда верхом на белом коне, а тебе, конечно, нужно именно это, но он действительно кажется нормальным парнем. Чего ради ты сомневаешься? – я промолчал, и девушка раздражённо выдала. – Ты такой глупый, Курт Хаммел. Самый вкусный кусок пирога сам плывёт тебе в руки, а ты вертишь носом.
- Я не глупый, я осторожный! – зашипел я на Китти. Та продолжала смотреть на меня скептически, поэтому я решил раскрыть свою мысль подробнее. – Для тебя не секрет, что мои отношения обычно, – я задумался, подбирая наиболее верное определение, и в итоге решился на нейтральное, – не заканчиваются хорошо. Ко мне постоянно клеится всякий сброд. – Моя собеседница нехотя кивнула, соглашаясь.
Она, должно быть, отлично помнила хотя бы тот случай, когда некто Броуди Уэстон (который среди моих пассий брал серебро в том самом соревновании, где лидировал Пак) пытался разнести половину барных запасов – в припадке необоснованной ревности. И ведь подобная выходка со стороны разных проблемных молодых людей была не единичной. Ох. Я ведь упоминал уже, каким везунчиком был в этом плане?
- И я не могу не думать, что если этот парень на самом деле запал на меня, вдруг он может тоже оказаться…
- …куском дерьма? – живо подсказала Китти. Я поморщился, но кивнул.
- Поэтому я и не хочу торопить события. Пусть всё идёт своим чередом. Пусть у него будет время проявить себя с лучшей стороны и доказать, что он действительно меня хочет. Я должен убедиться, что он хорош, тогда я с радостью пойду навстречу.
Девушка помолчала немного, переваривая мои слова. Затем, заявив:
- Эх, Куртси, ты иногда бываешь таким занудой, но делай, как знаешь, – она переключилась на обслуживание очередного клиента, подсевшего к бару за три стула от меня.
С облегчением поняв, что разговор закончен, я вернулся к своему напитку. Моя спина была очень напряжена, так как я действительно мог буквально физически ощущать устремлённый на меня особенный взгляд. Он как будто вещал мне непрерывно «обернись, давай, обернись, ещё разок, чтобы наверняка, чтобы насовсем, обернись, ты ведь тоже этого хочешь, обернисьобернисьобернись…». Я цедил коктейль, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не откликнуться на этот странный призыв. Потому что время ещё не пришло.
Если бы я был, в действительности, достаточно осторожен, а не элементарно глуп, вопреки самоуверенному заявлению, коим я пытался оспорить нелестное высказывание Китти, то я бы и вовсе не стал отзываться на заманчивость этого парня. Я бы оставил на сцене то, что произошло между нами во время моего спонтанного выступления, списал бы всё на флёр романтики музыки, и перешагнул бы эту ступень – с минимумом потерь. Но, проклятье! наверное, я сам виноват, что оказался таким влюбчивым идиотом: я, это Я был тем, кто позволил всему начаться, когда сделал свой небольшой выбор тогда, у бара.
Я, против изначального настроя, зачем-то обернулся-таки, снова попадая в ловушку его магнетического взгляда, и мысли мои опустели, наполнив голову надеждами. И я сам – сам! – буквально вручил человеку, которого даже не знал, карт-бланш, которым тот обязательно не преминул бы воспользоваться – так скоро, как только выпадет возможность.
Отстранённо поглаживая пальцем вишенку, которой был украшен мой коктейль, я продолжал, развернувшись боком, смотреть ему в глаза, и я чувствовал если не счастье, то что-то максимально приближенное к этому возвышенному чувству. Я понял кристально ясно, что я – особенный; он заставлял меня почувствовать себя таким, это одухотворяло и возбуждало одновременно.
И я подумал мельком: как же мне сегодня повезло. Да. Это была ночь с субботы на воскресенье, истекало 24-е февраля – всемирный день «великого везения», хмф. Я бы сейчас даже посмеялся над своей наивностью, если бы не было так грустно. И почему, собственно, я не мог в тот день просто слечь с гриппом и остаться дома? В конце концов, даже острая форма бронхита была бы предпочтительнее!..
- Ээй, что делает марсианка? – подала голос Китти неподалёку от меня. Но я уже сам прекрасно видел, что происходит нечто ужасное: Шугар, видимо, решила пойти дальше подслушивания – теперь она вступила с людьми за столиком в активный диалог.
Мой новый поклонник с явным нежеланием разорвал наш зрительный контакт (тот лопнул, как гитарная струна, больно ударив меня ощущением внезапной опустелости), чтобы сосредоточить своё снисходительное внимание на девушке, которая что-то ворковала, видимо, задавая какие-то свои вопросы. Боже, это было самое тотальное фиаско за всю историю шпионского ремесла.
Даже я справился бы лучше с этим, - подумал я несколько сердито, наблюдая за происходящим, полностью развернувшись на стуле к залу. – Мне бы точно не пришло в голову заговаривать с объектами слежки, если бы я решился шпионить за кем-то.
Ведь не пришло бы? Я слишком хитёр и ловок для этого. …Ну, или мне просто нравилось так думать.
Наконец, Шугар с широченной улыбкой на лице закончила свою провальную миссию и сразу же, даже не попытавшись как-то завуалировать сей маневр, метнулась с новостями ко мне. Мысленно я прикрыл глаза ладонью в ставшем уже хрестоматийным жесте, но по-настоящему злиться на Шугар было чем-то за гранью фантастики.
- Ты свёл его с ума. Это очевидно. Он восхищается тобой и, ух, Курт, Пирожочек, он такой крутой! – зачастила она, не трудясь говорить тихо, так что Китти не было необходимости подходить к нам ближе, чтобы быть в курсе. – Он аристократ, и владеет рядом компаний, занимается инвестициями. Удачливый, богатый бизнесмен! Его зовут Себа-а-астьян.
Я чуть вздрогнул.
Себастьян. Вот оно и прозвучало. Обратный отсчёт пошёл.
- «Себастьян»? – переспросила Китти. Она натирала салфеткой внутренность уже идеально чистого высокого стакана, глядя только на свою блестящую работу, но елейная улыбка её адресовалась именно мне. – Наверняка какой-нибудь потомственный французский маркиз, да, Куртси? Вероятность того, что где-то рядом с клубом всё-таки припаркован белый конь, возрастает. Подумай о перспективах.
Я пробормотал что-то вроде «Всенепременно, в следующей жизни», когда Шугар спохватилась:
- Конь? Какой конь?
- Никаких лошадей, дорогая, Китти несёт чушь. Как ей и свойственно. – Отозвался я, язвительно выделяя последнюю «сентенцию», на что девушка лишь фыркнула:
- Ха! Ты просто растоптал меня, Хаммел. Так что там про маркиза, Шугар? Есть ещё какие-нибудь подробности? Как его вообще сюда занесло?
- Так его пригласил, – моментально отозвалась моя подруга, – тот скользкий тип.
Девушка, не стесняясь, махнула рукой. И хотя направление было весьма абстрактно, я первым делом погрешил на кандидатуру Кларингтона. Кто, как не он, лучше всех подходит под данное определение?
- Говоря «пригласил», ты имеешь в виду свидание? – медленно уточнил я, чувствуя, как сковывает позвоночник неприятным чувством.
- Не-а, я имею в виду, что он прожужжал Себастьяну все уши, какой у нас тут талантливый да красивый мальчик-ромашка выступает. Тот заинтересовался и пришёл.
Китти присвистнула, делая понимающее лицо:
- Так это смотрины. Всё ясно.
- Эй, – я резко отставил полупустой бокал на столешницу, впиваясь в блондинку преувеличенно раздражённым взглядом. – Ты ничего не понимаешь в ситуации. Ни одна из вас не понимает. Девочки, вы невыносимы.
- Я выносима! – тут же заспорила Шугар, хватая меня за руку. – Ты меня любишь.
- Конечно, – кивнул я с деланной обречённостью, хотя уже хотелось улыбаться. – Будто бы у меня есть другой выбор. У тебя же имеются фотографии, где я маленький и в сиреневой балетной пачке, которыми ты шантажируешь меня.
- Сиреневая, серьёзно? – ухмыльнулась Китти. Я всё-таки рассмеялся и закивал:
- Было дело. Все совершают ошибки, экспериментируя с образом и видами художественной деятельности. Если Шугар опубликует те позорные снимки в интернете, на моём имени можно будет смело ставить крест.
- Да брось, Куртси. Ты себя вообще видел? Даже надень ты диснеевское бальное платье, твой имидж в глазах общественности вряд ли изменится хоть на йоту.
- Давайте обсудим феминность Курта позже – я ещё не закончила делиться сведениями о Себастьяне! – вклинилась Шугар. Судя по всему, её всё ещё распирало. Мы с Китти покорно замолчали и приготовились жадно внимать.
- Китти угадала кое-что: он на самом деле некоторое время жил во Франции; но оканчивал школу уже в Вестервилле, куда перебрался его отец. Вестервилль, Курт! Себастьян тоже из Огайо, это же знак! – я как-то не решился уточнять, знак чего конкретно это был, да и перебивать возбуждённо вещающую девушку не хотелось. В конце концов, мне было банально интересно, что ещё она узнала об этом парне. – Он учился в Далтоне – помнишь ту пафосную академию в стиле Уэлтона(2)? Так он оттуда – и он даже солировал в местном хоре какое-то время, представляешь?? Наверняка был звездой!
Потрясающе, - подумал я, почти заворожённый этой новостью. Он…этот Себастьян, наверняка, имел неплохой голос, если действительно солировал в Далтоне. Он, судя по всему, выпустился лет на восемь раньше меня. Но если предположить, что планка качества в этой академии всегда была высокой как и в том потоке, что совпал с моим, и если отбросить вероятность, что парень просто мог приврать нынче о своих былых заслугах, единственно чтобы впечатлить меня через доверчивую Шугар, значит…
Значит, Себастьян действительно был стоящим исполнителем.
И одно только это предположение заставило моё сердце забиться в предвкушении. Я безумно хотел спеть с ним!
По моему несколько странному, но, несомненно, правдивому мнению, лучше секса с классным парнем может быть только удачный дуэт с ним. Я всегда искал это в мужчинах: идеальное созвучие наших голосов. В своё время мне попадалось несколько весьма талантливых ребят (тот же Ноа Пакерман, скажем, был весьма неплох в этом, когда трезв), но ни разу мне не удавалось добиться нужного эффекта. Я всегда оставался неудовлетворён и разочарован.
Узнав, что с Себастьяном у меня есть шанс по-настоящему ЗАЗВУЧАТЬ, я преисполнился надежды. Если где-то и существует моя вторая половинка, то я смогу легко определить это по тому, как мы споём вдвоём.
Я вдруг поймал себя на том, что действительно всей душой желаю, чтобы этим особенным человеком оказался именно Себастьян из Вестервилля.
«Чёрт, Курт, он всерьёз понравился тебе, да? Не теряй голову, только не теряй голову!»
- Хм, а это может быть реально интересно. Если, конечно, ты не дашь ему слишком быстро, и его внимание не переключится на кого-то ещё, Куртси. – Прокомментировала, между тем, беспардонная Китти. Я уставился на неё в ужасе, и она закатила глаза. – Да, да, я сказала именно то, что сказала, и не гляди на меня так оскорблёно своими невинными голубенькими глазками, в твою невинность я не поверю…
- Замолчи.
- …даже если её прямо в моём присутствии освидетельствует врач…
- Заткнись!
- …так что просто сделай милость, не ложись перед ним на спину хотя бы до 4 марта.
Я всё ещё не мог найти каких-либо культурных слов, чтобы отреагировать на вульгарную реплику Китти, тогда как Шугар удивлённо спросила:
- Почему именно до 4-го?
- На этот день Рори планирует традиционный для первого воскресенья месяца вечер караоке, помнишь? И мне нужно быть уверенной, что наш Курт будет достаточно интересовать маркиза, чтобы тот согласился прийти к нам и спеть. Я заинтригованна, видишь ли. После этого, – обратилась блондинка снова ко мне, – можешь хоть спать с ним, хоть бросить. Но сначала пусть споёт с тобой и удовлетворит моё любопытство.
- Уайльд, я больше с тобой не разговариваю, и уж петь по твоей прихоти я тем более не стану. Ты страшный человек!
Китти захихикала и, подражая действиям Шугар ранее, схватила меня за руку и заговорила схожим с другой девушкой голоском:
- Ты меня любишь.
- Ага, – проворчал я, обиженно вырывая руку, отчего Китти лишь засмеялась громче. – Только вот никак не уразумею, за что конкретно?
Очень вовремя, её услуги бармена снова понадобились – на этот раз в противоположном конце стойки, - и, отмахнувшись от моих претензий и посмеиваясь, Китти ушла выполнять свою работу. Мы с Шугар остались вдвоём, и какое-то время наше общение проистекало весьма ровно, пока она пыталась наиболее дословно передать мне разговор той четвёрки до того, как сама девушка присоединилась к их беседе с внезапным интервьюированием одного из них.
И хотя сказанное им в мой адрес мне льстило, я всё ещё не видел необходимости инициировать личное знакомство самостоятельно. Да и сам Себастьян, в свою очередь, не торопился делать этот шаг: он оставался за столиком, о чём-то толкуя со своими компаньонами и, время от времени, кидая в мою сторону взгляды, которые почти натуральным образом стучали в мой затылок знакомым уже «…обернисьобернись…».
Я решил выдержать паузу и сопротивлялся настойчивому призыву, как мог. Хах, мне ведь нужно было как-то продержаться в стороне до 4-го марта, правильно?
Если оставить шутки, то, с учётом развязности, которую я, сам того не помышляя, продемонстрировал во время исполнения песни Каро Эмеральд, мне начало казаться, будто моя репутация «ромашки», воспетая Хантером, была напрочь испорчена в глазах Себастьяна. Я побаивался, как бы он ни решил, что я – какая-то легкодоступная клубная певичка из нуарных детективов. Ну, помните, из тех, за кем полфильма ухлёстывает главный мафиози. Намереваясь разбить это предубеждение, я старательно держался со всем достоинством, данным мне природой, что только возможно было воплотить, находясь возле бара заведения, где выступаешь три ночи в неделю последние полгода. Но мне нужно было как-то разыграть именно те карты, что имелись на руках. И в мои планы входило разыграть их блестяще.
Пусть посмотрит, - думалось мне. Пусть увидит, какой я. Пусть…
- Тот противный дружок Себастьяна дал мне это. – Шугар ни с того, ни с сего, продемонстрировала мне кусочек типографской бумаги, который до этого без интереса сжимала в кулачке. Визитка? – Мне кажется, он пытался меня склеить. Это было странно.
- Почему?
- Я же помню, как он тут бегал за тобой. А теперь вот перекинулся на меня. – Моя подруга передёрнула плечами, словно бы её вдруг зазнобило на секунду. – Бисексуалы. Не могу относиться к ним с доверием.
- Чем они тебе не угодили-то? – усмехнулся я. Шугар поглядела на меня так, словно я спросил очевидную глупость:
- Они самые непонятные люди из всех, Пирожок. Как я могу доверять тем, кто сам в себе и собственных желаниях толком не определился?
Я мог бы поспорить с ней насчёт причин человеческой бисексуальности, которые, в любом случае, имели мало отношения к неопределённости: тут, на мой взгляд, больше был вопрос о привлекательности полов. Но, зная, как Шугар воспримет мои доводы, я решил признать своё поражение, даже не затевая битвы, и просто пожал плечами.
- Этот Харпер всё равно не по душе мне, будь он даже стопроцентным натуралом или не-натуралом, – заметила девушка, поджав губы.
- Хантер, – зачем-то поправил я.
- Точно. – Шугар заглянула в визитку, чтобы проверить справедливость моих слов. – Ух-ты. Он из “Clarington Inc”. – Заметила она веско. Почему, чёрт возьми, все произносят эту фамилию таким тоном?
- Это как-то связанно с эстрадой, кинематографом или модой? – уточнил я, на всякий случай. Шугар помотала головой в активном отрицании. – Тогда я не обязан знать, что это такое.
- Да я тоже, собственно, без понятия, что это. Просто про неё пишут иногда в газетах. Дочерняя фирма “SSF” или в этом роде. – Ну, справедливости ради стоит заметить, что название второй упомянутой компании было произнесено ещё с более весомой интонацией. Значит, Кларингтоны были всё-таки не так уж круты.
Я снова пожал плечами: стоит признать (и – нет, мне не стыдно), я редко даже просто просматривал газеты, где могли бы писать о подобных корпорациях, не говоря уже, чтобы читать те статьи. Экономика была самой занудной штукой на планете, после, разве что, футбольных матчей.
Да и, в сущности, Хантер мог быть хоть внучатым племянником Будды, мне было откровенно всё равно. В моих глазах он при любом раскладе оставался обыкновенным придурком.
Видимо, это касалось и мнения Шугар о нём, так как уже в следующую секунду эта девушка старательно смяла карточку и, не задумываясь, выбросила через плечо, угодив прямо в лоб подошедшего к нам Рори Фланагана.
- …Ой.
- Упс, Рори, я не целилась в тебя нарочно! – Шугар вскочила со своего табурета и заглянула поражённому её выходкой парню в лицо. От этого он ещё больше оцепенел, что-то забормотав. Подключив весь свой слух и воображение, я сумел понять смысл:
- Да ничего страшного, Шугар, это всё равно не выглядело как покушение на жизнь.
Шугар явно не удалось сделать того же, поэтому она лишь молча продолжала виновато хлопать ресницами, не отходя от молодого человека, у которого, казалось, вот-вот должен был начать валить из ушей пар.
Я понял, что в таком состоянии бесполезно будет пытаться выяснить, чего наш непутёвый начальник хотел от нас.
На самом деле, моё внимание уже привлекло совсем другое действо, замеченное сперва периферийным зрением.
Знаете, когда-то в школьные годы я ещё мечтал, чтобы отношения с кем-то, ещё даже не начавшись, могли заставить мою кровь гореть, а сердце биться в горле, то ли от усердной работы эндорфинов, то ли из-за всплеска тестостерона. Но я уже и не предполагал, что это когда-нибудь случится со мной на самом деле. Тем не менее, вот ситуация, в которой моё самообладание полетело ко всем чертям: мой далтонский маркиз решительно поднялся из-за столика, и, не спеша, направился в мою сторону. Ко мне!!
Нет, можно было бы, конечно, обвинить меня в излишне высоком самомнении, и заявить, что Себастьяна мог привлечь, скажем, богатый выбор напитков в нашем баре. Но, клянусь, подспудно я точно знал, что происходило, и никто не убедил бы меня в обратном.
Обидно было то, что я ведь не лгал Китти, обсуждая это: сейчас действительно было не время для сближения, к которому я был попросту не готов.
А потому, пискнув друзьям первое, что пришло в голову:
- Мне нужно…припудрить носик! – я сорвался с места и практически сбежал. По первоначальному плану я собирался спрятаться в «гримёрной», но вовремя сообразил, что туда достаточно свободный вход: иногда поклонники моего творчества заглядывали туда, принося подарки или прося об автографе, так что Джесси не особенно запрещал проникновения в ту комнату. К тому же, по сути, это было всего-навсего подсобное помещение. Я не мог навесить на дверь табличку «Частная территория, не входить!» и ожидать, что кто-то послушается.
Подумав об этом, я избрал несколько иной маршрут и скрылся в пустой уборной. Дамской, на всякий случай. Здесь меня точно не обнаружат; даже не станут искать – ведь это такой абсурд.
Я бы сам стукнул себя по голове за подобное ребячество, если бы не боялся испортить причёску.
Чувствуя себя до предела глупо, я провёл в своём неожиданном укрытии какое-то время. Ближе к часу ночи, когда моя паника, наконец, схлынула, а какая-то особенно нуждающаяся девица принялась настойчиво колотиться в дверь, я понял, что пора возвращаться. Толкового объяснения алогичным действиям, загнавшим меня в женский туалет, я не мог найти даже для себя.
Едва оказавшись в зале, я мгновенно понял, что изменилось: ни одного из четырёх посетителей, что занимали тот заветный столик, уже не было. Во мне облегчение смешалось с разочарованием.
Значит, он просто ушёл.
«Проклятье!»
Но и не удивительно. Если бы от меня парень, до того мило флиртующий, вдруг сбежал, как от прокаженного, безо всяких видимых причин, я бы тоже, вероятно, не стал особенно задерживаться.
Я всё испортил?
Расстроено вздохнув и не переставая мысленно костерить собственную несвоевременную нерешительность, я побрёл через зал обратно к бару.
Ушла не только компания Себастьяна; людей, в принципе, стало значительно меньше: кое-кто ещё полусонно двигался под медленную музыку, остальные допивали свои напитки и рассчитывались, чтобы уйти. В стандартный будний день, наша клиентура практически целиком покидала клуб уже к полуночи, в выходные народ позволял себе засидеться подольше, но “Irish cream” был не тусовочным заведением, так что позже двух ночи посетителей можно было пересчитать по пальцам.
Я, конечно, мечтал о большем количестве слушателей для своих выступлений, но заведение Рори было скромным, спокойным и устойчивым, по-настоящему хорошим, так что я не испытывал реального желания променять своё место там на сцену в каких-то более раскрученных развлекательных точках с сомнительной репутацией. У меня всё ещё были достаточно большие амбиции, но, в целом, мне нравилась моя жизнь на тот период. К тому же, иногда она, прикидываясь рутинной, преподносила вдруг сюрпризы, скажем, в виде Себастьянов. Что уж кривить душой: мою жизнь следовало бы обожать, - так я считал, всё ещё немного презирая себя за свой идиотский побег, но в глубине души не переставая надеяться, что не все шансы утрачены.
- Яблочный пирожок, наконец-то! Где ты был весь последний час? – не скрывая беспокойства, спросила Шугар, когда я приблизился. Она уже стояла по ту сторону стойки вместе с орудующей своим неизменным полотенцем Китти и с посапывающим неподалёку от них на стуле Рори, привалившимся к полкам с минеральной водой и шипучками.
- Я… – как это объяснить? – Не важно. Мне просто нужно было срочно отойти.
- Трус, – бросила Китти. Я закатил глаза:
- Кто бы говорил, женщина. – И да, согласен, зная обстоятельства, это был практически удар ниже пояса, но, честное слово, кто-то же должен был, не прибегая к физическим мерам, поставить эту несносную язву на место.
Я прямо намекал на то, что Китти уловила безошибочно в этой моей вполне незатейливой фразе.
Её отношения со второй половиной были одной из удивительнейших вещей, которых я в ней знал. Хочу сказать: как Марли вообще её терпела всё то время, что они были вместе, ещё со школьной скамьи? С учётом нюансов характера Китти, которая совершенно не напрягалась контролировать то, что слетало с её языка, окружающим обязательно хотелось подвергнуть её какой-нибудь особо изощрённой пытке уже после первых десяти минут общения. А Марли Роуз – вероятно, святая, не иначе – терпела подобное поведение своей суженной никак не меньше шести лет! Невероятно.
И ладно бы, если Китти, срываясь на других людях, становилась более мягкой, когда дело касалось её возлюбленной. Самое интересное было как раз таки в том, что и с Марли она редко когда церемонилась.
Впрочем, нельзя не признать, что оттенок её глаз становился на пару тонов теплее, когда она смотрела на Марли. И что-то неуловимо умилительное было в их парочке.
Но факт оставался фактом: Китти Уайльд была стервой, каких поискать, и вела себя соответственно. Взять хотя бы тот случай – совсем не давно, уже в период нашего знакомства – когда девушки только обручились. Явно струхнув, Китти, ничего не объяснив ни возлюбленной, ни друзьям, ни работодателю, просто улизнула к родителям в Айову.
Долго она там, конечно, не просидела, соскучившись по любимой, и с повинной вернулась обратно уже через два с половиной дня. Марли, с её умиротворённой улыбкой и неколебимой уверенностью в любви своей избранницы, в очередной раз проявила чудеса терпения и выдержки, приняв сбежавшую невесту обратно, даже без малейшего намёка на скандал.
Так что, я просто воспользовался слабостью Китти – её осознанием собственного несовершенства: в этом и был смысл.
Услышав меня, девушка поджала губы в недовольстве, но весьма предсказуемо промолчала. К сожалению, я знал, что эта благость не продлится долго.
- А у нас тут есть кое-что для тебя! – мгновенно перестраиваясь из режима тревоги в режим восторга, воскликнула Шугар, возвращая к себе моё внимание. Я недоверчиво воззрился на неё. Видя моё замешательство, она продолжила напевно: – Один очаровательный джентльмен оставил тебе подарок.
- Маркиз очень расстроился, что не смог лично поболтать с тобой. И мы-то, как взрослые люди, понимаем, что «болтовня» - это эвфемизм, – подхватила Китти, явно мстя мне за предыдущую мою колкость. – Так что вот: один телефонный звонок, и этот парень за три минуты получил для тебя это.
Отставив свои рабочие принадлежности, Китти нагнулась и торжественно извлекла из-под столешницы огромный букет из роз, безупречно белых (как воображаемый рыцарский конь), с пятью вкраплениями алых цветков в центре композиции. Это было красиво, бесконечно красиво.
И эффектно.
Я, часто моргая, уставился на цветы, которые мне настойчиво протягивала моя приятельница за стойкой.
- Велел передать тебе. – Уточнила Китти, ухмыляясь моей реакции. – И ещё сделал Джеймса Бланта, хитрюга.
- Кого?.. – не понял я, всё-таки перенимая прекрасный подарок и прижимая нос к одному особенно крупному бутону. – Сделал… что?..
- Ну, знаешь, Бланта. – Я всё ещё не выказывал признаков понимания, и девушка характерно закатила глаза. – У, ты лишил юмора всю шутку! Твой Себастьян заявил, что видел Ангела сегодня. Впечатлительные пятнадцатилетние девчушки вроде тебя ведь ведутся на такие фразы, верно?
Слишком довольный происходящим, я даже простил Китти её обидный сарказм.
Просто вдыхая аромат, я был несколько сметён и, более того, смущён в душе. Мои предыдущие ухажёры обычно меня подобными знаками внимания не баловали. Я и не подозревал, насколько сильно моей глубоко романтичной натуре этого не хватало, пока не получил вдруг пример того, что такое вообще возможно по отношению ко мне.
Уткнувшись лицом в свой великолепный букет, я ощутил, как мою щёку что-то кольнуло. Как выяснилось, это был уголок миниатюрного бумажного конверта. Чувствуя приятное возбуждение внутри, я берёг в себе это ощущение, пока ни оказался позже ночью у себя в квартире.
продолжение в комментариях
@музыка: Caro Emerald - A night like this
@темы: Проза, Glee, Klaine, Фанфикшн, Oh I'm absolutely in love, SeKurt
-
-
17.12.2012 в 19:13-
-
17.12.2012 в 19:15-
-
17.12.2012 в 19:16-
-
17.12.2012 в 19:17-
-
17.12.2012 в 20:20Ты меня поставила перед дилеммой!!
-
-
17.12.2012 в 23:09А вообще, знаешь, самое подлое, это ощущение, что пока ты писал, всё было как надо, но когда ты выложил, то всё кажется неправильным и нечитабельным. Брр))) А ещё начинаешь видеть некоторые ошибочки, которые не сумел вовремя вычитать (ибо без беты и глаз всё-таки замыливается, ох-ох). Но, в любом случае, я очень, очень стараюсь^^ И мне всё равно нравится мой фик, совершенно иррационально нравится=)
-
-
18.12.2012 в 08:36